Тосты Чеширского кота - Бабушкин Евгений
Начались доклады о дозаправке в воздухе. Супостаты тренировались всерьез.
– Во Франкфурт они пойдут, там у них полигоны для бомбометания, – сообщил нам опытный Чебурген.
Вокруг постов слоями плавал сизый папиросный дым. Зелеными пятнами в полумраке светились окна осциллографов. Стоял ровный шум, сотканный из обрывков английской речи, команд микрофонщиков, наших пеленгов и гудения аппаратуры.
Героическую симфонию затейливо пронизывал лейтмотив в сольном исполнении прапорщика Самородка, который поддерживал нас морально, вычурно матерясь. Словом, атмосфера была дружная и боевая.
Но вот самолеты начали давать рапорты о завершении бомбометания и возвращаться на базы. Мы пеленговали их азартно и зло, с таким чувством, которое видимо, бывает только на настоящей охоте – желанием не дать уйти зверю.
Главная часть учений завершилась, эфир снизил активность.
Нас сменили, и мы отправились отдыхать с ощущением честно выполненного долга.
Часа через четыре нас разбудили вопли майора Пузырева.
– Что случилось? – удивился я.
– Без понятия, – ответил Кролик, торопливо застегиваясь.
– Однако сердится командир, – невозмутимо заметил шустрый Царь Додон. Он успел одеться раньше всех.
– Пузырь не сердится, он просто охренеть в какой ярости, – пояснил нам Чебурген, знавший майора гораздо лучше нас.
Пузырь проверещал:
– Бегом в Техздание!
Мы побежали, а он за нами, не переставая кричать что-то нечленораздельное. В Техздании мы построились и сделали выражение лиц «готовы ко всему».
Майор Пузырев бегал перед строем, забрызгивая нас слюной. Постепенно из его воплей начали вылупливаться отдельные понятные слова, в основном: «ублюдки», «тупожопые макаки», «замполитово семя» и «дисбат».
Пузырь бил каблуками в паркет, словно танцуя чечетку, размахивал руками, выкатывал глаза. Вообще было впечатления, что он юродивый и вот-вот помрет от апоплексического удара.
Пытаясь как-то разрядить атмосферу, я прямо из строя спросил:
– Что случилось, товарищ майор?
Вопрос мой, в общем-то невинный, произвел действие прямо противоположное.
Пузырь затрясся уже совершенно непотребно, речь его спуталась окончательно и он, в полном исступлении, принялся нам швырять в лица какие-то бланки.
Это действие его как-то успокоило, поскольку он сумел довольно внятно прохрипеть:
– Сгною всех, сучьи дети! Вы что творите? Вы где пеленгуете, твари заморские?
Тут он снова задохнулся, а после, переведя дух, закричал:
– Это, мудилы хероголовые, засечки к вашим вчерашним пеленгам! Оперативники прислали. Посмотрите, сракопуталы, что вы напеленговали вчера к херам собачьим. Разойдись!
Мы дрожащими руками собрали бланки с пола и бросились к карте.
Картина получалась более чем нелепая. Судя по нашим пеленгам, бомберы НАТО вчера успешно сбросили свой адский груз на Москву и Московскую область.
– Не может быть, – прошептал побледневший Чебурген, – это что? Война?
– Нет, млядь, это не война, это ваши едрические пеленги! И твои, рядовой Чибурахин, в частности, – и Пузырь снова простучал по паркету злобную чечетку.
Чебурген встал по стойке смирно. Опустил очи долу. Всем своим видом изобразил раскаяние и горькую печаль.
– Товарищ майор, – сказал он, – простите нас, пожалуйста, за то, что мы вас посрамили. Обещали не посрамить, а сами вот взяли и посрамили…
Я понял, что Чебурген не так прост, как кажется.
Пузырь от слов Чебургена прекратил свои пляски, подбежал к стальной аппаратной стойке, пнул ее дважды и скрылся у себя в кабинете, выбив дверью облако пыли из косяка.
Сквозь толстую дверь было слышно, как майор отворил сейф, звякнул чем-то стеклянным. Через пару секунд утешительное бульканье завершилось аккордом мощного, как орудийный залп, глотка и все стихло.
– Ничего, может быть это не ошибка, может быть просто предвиденье, – утешал меня по телефону Панфил. – Может, когда-то и правда, разбомбят они Москву, и все поймут, что вы так всех предупреждали. Плюнь на все, Бабай. Жизнь коротка, искусство вечно. Лучше послушай:
19
После неудачных учений майор Пузырев ввел режим репрессий и террора. Похоже было, что вздрючили его самого, и теперь он отыгрывался на нас.
Два-три раза в неделю Пузырь не отправлялся домой в часть вечером, а запершись в кабинете Техздания, постепенно набулькивался казенным спиртом.
Спирт выдавался для протирания аппаратуры и в реальной жизни заменялся вполне успешно бензином.
Зачастил к Пузырю и его постоянный коллега по пьянству, вечный капитан-техник Шурик Димедрол. Шурик имел дурную склонность разбавлять водку «колесами», за что и получил специфическую кличку.
Обычно Димедрол появлялся на Площадке только по понедельникам и исчезал после проверки аппаратуры. Теперь он синхронно с Пузырем возникал в Техздании в самые неподходящие моменты, и нам приходилось прекращать прослушивание музыки и вражьих голосов, чтоб ненароком не спалиться.
Димедрол, наклюкавшись халявного спирта в кабинете майора и закусив парой-тройкой таблеток, бродил с остекленевшим взглядом по аппаратному залу. Рассматривал бойцов, занятых пеленгацией. Время от времени он становился за чьей-нибудь спиной, и достав из потертой кобуры маслянистый ПМ, приставлял его к затылку и спрашивал всегда одно и то же:
– Хошь стре́льну?
Мы скромно отмалчивались. С Димедролом эта тактика работала лучше всего. Поиграв пистолетом, он успокаивался и возвращался к майору Пузыреву для продолжения банкета.
Как-то Кролик, не выдержав, посоветовал Шурику-Димедролу стрельнуть себе в голову.
– Я бы стрельнул, – ответил тот меланхолически, – да ничего не поможет. Меня вообще ничего не берет. Вот смотри…
Димедрол открыл панель ламповой стойки и взялся пальцами за клеммы. Было видно, что мелкие мышцы его рук начали слегка подрагивать. Больше не происходило ничего.
– Вот так всегда, – грустно сказал Димедрол, – двести двадцать вольт, пять ампер, и ничего… Так шо мне пистолет?
– Вы всё же попробуйте, товарищ капитан, вдруг разок да выйдет, – грубовато посоветовал Кролик.
Димедрол молча повернулся и отправился в кабинет Пузырева.
– Хоть бы он его там пристрелил, – пожелал Станиславский в закрывшуюся дверь.
Димедрол к пожеланию Станиславского не прислушался, и живехонький майор Пузырев трижды в неделю устраивал отдыхающим сменам химические учения.
Вместо того, что бы спать после шестичасового боевого дежурства, мы по команде пьяного майора напяливали противогазы и натягивали ОЗК – общевойсковой защитный комплект, представлявший собой тяжелый костюм из вонючей, сдобренной тальком резины.
Пузырь, очень довольный, покачиваясь, созерцал это представление с секундомером в руке.
Когда мы заканчивали и выстраивались, похожие на инопланетян, майор щелкал секундомером и сообщал:
– Зачет по последнему. Не уложились. Отбой.
А как только мы разоблачались, он, не давая передышки, вновь командовал:
